* Про графа Орлова и Екатерину II *


Про графа Орлова и Екатерину II

Про графа Орлова и Екатерину II

Усердно к вечеру напившись
С друзьями в шумном кабаке,
Храпит Григорий, развалившись
Полураздетым, в парике.

Его толкает осторожно
Прибывший срочный вестовой:
"Мон шер, проснитесь, неотложно
Приказ прочтите деловой".

- Какой приказ? - бормочет пьяный,
Пакет вскрывает, бормоча,
- Как? Что?! И лик его румяный
Вдруг стал краснее кирпича.

- Пропал, пропал. Теперь уж знаю.
Погибло всё, о мой творец!
Меня немедля вызывают
К Императрице во дворец.

Вчера дебош я с мордобоем,
Насколько помнится, поднял.
И чуть не кончился разбоем
Наш разгоревшийся скандал.

Теперь зовут меня к ответу.
Конец карьере. Я погиб.
Скорей мне шпагу и карету,
Парик мой пудрою посыпь.

Орлов, дрожа, как лист на древе,
Подъехал, бледный, к воротам.
И вот, подобно робкой деве,
Идёт за пажем по пятам.

Ряд лестниц мраморных унылых
Проходит он. Вдруг крик: "Пароль?"
Орлов шепнул: "С кокоткой было"
И ощутил на сердце боль.

- Куда ведут меня? Не знаю...
И вызван на какой предмет?
От страха я изнемогаю,
Какой же мне держать ответ?

И вдруг портьера распахнулась.
Стоит отряд ливрейных слуг.
Стоит царица. Улыбнулась:
- Орлов? Ну, здравствуйте, мой друг.

Григорий мигом на колени
Пред государыней упал:
- По высочайшему веленью
Царица, я к вам прискакал.

Казнить иль миловать хотите -
Пред вами ваш слуга и раб.
Она к лакеям: - Уходите! -
Потом к нему ему: - Да, я могла б

Тебя немедля и нещадно,
Коли желала бы, казнить.
Но я совсем не так злорадна.
Нет, я хочу тебя любить.

Дай руку, встань, иди за мною,
И не изволь мой друг робеть.
Не хочешь ли своей женою
Меня немедленно иметь?

Он ощутил вдруг трепетанье,
Огонь зардевшихся ланит.
Язык прилип к его гортани.
Орлов невнятно говорит:

- Ваше величество, не смею
Своим поверить я ушам...
К престолу преданность имею.
За вас и жизнь, и честь отдам.

Она смеется, увлекает
Его с собою в будуар
И быстро мантию меняет
На легкий белый пеньюар.

Царица, будучи кокоткой,
Прекрасно знала к ним подход:
И плавно, царственной походкой
Орлова за руку ведет.

Не знал он случая такого...
Уж не с похмелья это сон?
И вот с царицей у алькова
Стоит подавлен, потрясён.

- Снимай же шапку и лосины,
Не стой же, право, как тюлень.
Орлов дрожит, как лист осины,
И неподвижен, словно пень.

Она полна любовной муки
И, лихорадочно дыша,
Ему расстегивает брюки.
В нём еле теплится душа.

Хоть наш герой и полон страху,
Берёт свое всё ж юный пыл!
Она спустила с плеч рубаху -
И вмиг на месте он застыл...

Блеснули мраморные плечи,
Высокий и роскошный бюст,
И между ног, как залп картечи,
Пронзил его кудрявый куст.

Исчез тут страх: застежки, пряжки
Орлов с себя поспешно рвёт
И ослепительные ляжки
Бесстыдным взором так и жрёт.

Вот он стоит в одной сорочке.
Она, рукой обняв его,
Ушей пылающие мочки
Взасос целует у него.

Другой рукой нетерпеливо
Берёт его торчащий член,
И шепчет тихо и игриво:
- Ну что ж, дружок, попался в плен?

Момент был для обеих кстати.
Уж я вам, так и быть, скажу:
Они лежат в одной кровати.
Как жаль, что я там не лежу!

Амур, Амур, немой свидетель.
Неописуемых интриг.
Не эти ль сцены нам, не эти ль
Нам навеваешь каждый миг?

У всех времен, у всех народов
Любви поэзия одна.
И для красавцев и уродов
Она понятна и родна.

Простой маляр или художник
И барин светский, и босяк,
И богомолец, и безбожник -
Перед Амуром равен всяк.

Перед Амуром нет различий,
И сан, и ранги - все равны.
Нет этикетов, нет приличий -
Есть только юбки и штаны.

Пока, конечно, их не сбросят
И если тел не станут прикрывать,
Ну а затем покорно просят
По членам пола различать.

Однако, к делу. Продолжаю
Я развивать событий ход.
Зачем я прежде прерываю
Событий краткий эпизод?

У изголовья милой пары
Сидел Амур там в уголке
И навевал он страсти чары
Моей возлюбленной чете.

Она от страсти вся сгорает.
И, нежной ручкой член держа,
Раздвинув ноги, направляет...
Орлов засовывает, ржа.

- Как туго лезет! Ой, потише!
Не суй весь сразу до конца!
Ну у тебя и штука, Гриша!
Не меньше, чем у жеребца!

- Ах, ах! - под ним она завылы -
Поглубже, милый... Так вот, так...
Целуй меня... Ну, что за сила,
Какой огромнейший елдак!

И, поднимая ноги выше,
Усердно стала поддавать.
И вдруг она шепнула: - Гриша,
Что делать? Я хочу кончать!

Ой, не могу! Ой, забирает!
Ой, хуй до сердца достаёт!
Ой, Гриша, милый, умираю!
Григорий яростно ебёт.

Обняв царицу мощной хваткой,
Приподнимает и трясёт.
С размаху хуем давит матку
И сиську левую сосёт.

- Ой, как ты жмёшь, как давишь, милый!
Екатерина затряслась
За жопу Гришу обхватила,
Зубами в грудь ему впилась.

И застонавши сладострастно
Равнулась ввысь, что было сил.
И в этот миг - о, миг прекрасный,
Орлов ей в сердце хуй вонзил.

Она успела кончить живо,
А он ещё на всём ходу.
А тело словно жжёт крапива,
И весь он будто бы в бреду.

Её опять уж забирает.
Она усердно поддаёт,
От наслажденья замирает.
Орлов же знай себе ебёт.

Облапив царственную жопу,
На плечи ноги заложив,
Ебёт Григорий всю Европу,
Вот так награду заслужив.

Еби, еби меня сильнее! -
Царица шепчет второпях,
С минутой каждой пламенея,
Паря, как птица в облаках.

- Ну ж что молчишь? Скажи хоть слово!
Ругай меня, ругай и бей!
Амур стрелу пустил в Орлова,
И тот вдруг стал ещё храбрей.

- Ругай меня, ругай же, Гриша!
- Да я не знаю, как ругать.
- Груби же как-нибудь! Ой, тише!
- Молчи, блядюга, курва, блядь!

- Ай, фи! Нет, это слишком грубо!
Скажи, что я твоя, везде...
Ах, милый. Как с тобой мне любо,
Как хорошо... Ну а тебе?

- Ещё бы еть, снимая пенки...
Я как орел вознесся ввысь...
Ну, а теперь для переменки,
Давай-ка раком становись.

И под влияньем блуда беса
Орлов совсем рассвирипел.
В нём хам, невежа и повеса
Аристократа одолел.

Сейчас тебя покрою лаком,
Вошёл в ебливый я задор!
Вставай, вставай Катюша раком.
Слезай с кровати на ковёр.

- Конечно, встану я, без спору.
Сперва же надо кончить так.
Ты скоро кончишь, Гриша, скоро?
Я не могу терпеть никак.

Орлова тоже забирает.
Она кричит: - Давай, давай!
- Ой, Катя, я сейчас кончаю!
- Давай же вместе! Ну, кончай!

Сплелись клубком два сильных тела,
Вся спальня ходит ходуном.
И Катерина ошалела,
Бушует кровь её огнём.

Раскрылась матка. Хуй трепещет
Влезая плотно в алчный зев.
И Катерина Гришу хлещет,
А он рычит, как будто лев.

И вдруг, как огненное жало,
Опять ей в сердце хуй проник.
Царица сладко задрожала
И оба кончили в тот миг.

Минуты две Екатерина
В истоме сладостной лежит.
- Ну, Гриша, у тебя хуина!
Любая баба задрожит!

Потом спускается с кровати.
Орлов уж наготове был.
И, крепко обхвативши Катю,
Ей через жопу засадил.

Вот так! Теперь держись, Маруха!
Ой, больно! - взвизгнула она
- Не больно! Не качайся, шлюха!
Постой-ка, нет ли здесь вина?

- Вино вон, там в шкафу за шторой.
Орлов бутылку в миг открыл.
- В разврате служит хмель опорой -
Так мне философ говорил.

И, выпив залпом полбутылки,
Орлов неистов, пьян и груб,
Парик поправив на затылке,
Опять вонзил в царицу дуб.

Подобно злому эфиопу,
Рыча как зверь, как ягуар,
Ебёт её он через жопу,
Так, что с неё валит уж пар.

И тут уже без просьбы Кати,
Как первобытнейший дикарь,
Весь русский цикл ебёной мати
Пред нею выложил в словарь:

- Поддай, поддай! Курвяга! Шлюха!
Крути же жопой побыстрей!
Гляди-ка родинка как муха,
Уселась на спине твоей.

- Еби, еби! Теперь не больно.
В такой мне позе просто рай.
А может, раком уж довольно?
Нет-нет, еби же, продолжай!

- Ага, вошла во вкус, блядища!
Ебут твою державу мать.
Ну и глубокое пиздище,
Никак до сердца не достать!

Но он соврал... Царице сладко -
Орлов ей очень угодил,
Огромный хуй измял всю матку,
Почти до сердца доходил.

- Что делаешь, скажи хоть слово?
Она любила смаковать,
Во время действия такого
Себя словами утешать.

- Что делаю? Ебу, понятно... -
Он, задыхаясь, отвечал.
- Ебёшь, ебёшь?.. Скажи-ка внятно.
-Ебу-у! - как бык он промычал.

Ебать - ебать, какое слово?
Как музыкально и сильно!
Ебанье Гришеньки Орлова
Пьянит, как райское вино.

Её всё пуще забирает.
По всей спине мороз скребёт.
Она блаженно обмирает.
Орлов неистово ебёт.

И Катерина всё забыла.
И свет, и царственный венец.
Брыкаясь, рвётся, как кобыла.
Григорий ржёт, как жеребец.

Но вот она заголосила,
Как будто дикая коза,
Кончая затряслась, завыла,
При этом пёрнув три раза.

Лишь разразилась Катя криком,
Орлов при этом пердеже
Задумал хуй с огромным шиком
Засунуть в жопу госпоже.

Хуй был с головкою тупою,
Напоминающей дюшес...
Ну как штуковиной такою
Он к ней бы в задницу залез?

Там в пору лишь пролезть мизинцу.
Но растяжима в ней дыра.
Когда б немнжко вазелинцу...
Какаая вышла бы игра!

Он вопрошает Катерину:
- Хочу я в зад тебя поеть.
Да не войдет без вазелину...
- Ах, вазелин? Он, кстати, есть...

Нашлась и банка под подушкой.
Залупу смазала сама.
- Ну, суй, дружок, да лишь макушку,
Иначе я сойду с ума.

- Ах, Катя, ты трусливей зайца,-
Вдруг крик всю спальню огласил:
- Ой, умираю!, - он по яйца
Ей беспощадно засадил.

Она рванулась нервной дрожью,
Хуй брызнул мутною струей:
- Ах, плут, помазаницу божью
Всю перемазал малафьей.

Теперь хочу сосать,- сказала
Она, ложась на Гришу ниц.
Платочком хуй перевязала
На всякий случай у яиц.

Чтоб не задвинул ей по горло
И связок там не повредил.
Ах, и в груди дыханье спёрло -
Орлов в рот хуй ей засадил.

Она раскрыла ротик милый.
Он был красив, изящен, мал.
И хуй набухший, толсторылый
Едва ей в губки пролезал.

И венценосную кокетку
Объял неистовый экстаз.
С азартом делает миньетку,
Зубами в хуй ему впилась.

- Ой, больно! Не кусайся, шлюха!
- Ах, что за слово, грубиян!
- Должна ты с этим примириться,
Мой сладострастный павиан!

Она сосёт, облившись потом.
Орлов орёт: - Сейчас конец!-
Она: - Ну, нет. Хочу с проглотом.
А ты не хочешь? Ах, хитрец.

Противный, милый, сладкий, гадкий...
Под лоб глаза он закатил
И полный рот хуиной смятки
Императрице запустил.

И связок чуть не повредила,
Едва от страсти не сгорев,
Всю малафейку проглотила,
Платочком губы утерев.

Орлов уж сыт. Она - нисколько.
- Ты что ж, кончать? Ан нет, шалишь!
Ещё ебать меня изволь-ка,
Пока не удовлетворишь.

- Эге, однако, дело скверно.
Попал я, парень, в переплёт.
Не я её - она наверно
Меня до смерти заебёт.

Дроча и с помощью минета
Она его бодрить взялась.
Орлов был молод - штука эта
Через минуту поднялась.

А за окном оркестр играет,
Солдаты выстроились в ряд,
И уж Потёмкин принимает
Какой-то смотр или парад.

- Мне нужно быть бы на параде,
Себя на миг хоть показать...
- Как трудно мне, царице, бляди
И власть, и страсть в одно связать.

И снова на спину ложится...
И поднимает ноги ввысь...
Кряхтит и ёрзает царица
Под ним, как раненная рысь.

Амур, пришедший к изголовью
Смотрел подряд часа уж два,
Как наслаждалася любовью
Порфироносная вдова.